Робер Деснос
Стихи
(1900—1945)
Робер Деснос менее известен русскому читателю, чем такие его старшие современники, как Арагон и Элюар, вместе с которыми он творил французскую поэзию XX века. И не только французскую. В творческой лаборатории поэта можно найти аналоги поэтических экспериментов Хлебникова и Маяковского: “Tu pichpiu, je me chaise les chemins tombeaux. J’йscalier. toujours l’йscalier qui bibliotheque... les souvenirs se sardine... je miroir...” (“Ты пшикаешь, я в осиденье путей омогильном. Иду по ступени, только ступени библеотекать... память сардинится... я зеркалею” — см.: Buchole R. L’йvolution poetiques de Robert Desnos. Paris, 1956, p. 62).
Родился Деснос 6 июня 1900 г. близ площади Бастилии, и улицы Парижа стали частью его поэтической биографии. Интеллектуальная же атмосфера периода между двумя войнами, противоречиво сочетавшая веру в прогресс и справедливость с ниспровержением традиций и эпатажем обывателя, наметила основные ее этапы. Этапы противоречивые, под стать эпохе: от почти медиумических сеансов “автоматического письма” в начале 20-х годов и вызвавшей судебное преследование книги “Любовь и свобода” (1927), до памфлетных выпадов в 1930 г. против “папы сюрреализма” — Андре Бретона, до увлечения радиожурналистикой и провозглашения “эстетики понимания”. “Я думаю сегодня, — писал Деснос в 1942 г., — что Искусство (или, если угодно, Магия), позволяющее поэту соотнести вдохновение, речь и воображение, предоставляет писателю наивысшую сферу деятельности”. Укладывающуюся в период чуть более четверти века деятельность Десноса завершают участие во французском Сопротивлении, работа в подпольных изданиях, поэтические выступления в концлагере Компень.
Предупрежденный друзьями о предстоящем аресте, Деснос не стал скрываться, опасаясь за судьбу своей жены Юки. 22 февраля 1944 г. к нему является гестапо, его помещают в тюрьму Френ, а 20 марта отправляют в Компень. Юки предприняла всё, чтобы имя Десноса исключили из списков депортируемых в Германию. Но вмешивается некий писатель-вишист Алэн Ламбро, и инертность бюрократической машины, почти уже застопоренной, не срабатывает к лучшему. 27 апреля Десноса отправляют через Аушвиц в Бухенвальд. Спустя год, пройдя несколько пересыльных лагерей, он оказывается в тифозном бараке чешской крепости Терезин, которую советская армия освобождает 3 мая 1945 г. По спискам больных поэта находит увлекавшийся сюрреализмом студент-медик Иозеф Штуна — он и его приятельница Алена Тезарова беседами о поэзии скрасили последний месяц жизни Десноса, скончавшегося на рассвете 8 июня.
Сообщение о смерти поэта в чешской газете “Свободне новины” (31 июня 1945) заканчивалось отрывком из “Стихов таинственной” (1926), который в обратном переводе с чешского языка на французский был воспринят как последнее стихотворение Десноса. Оно было положено на музыку и включается во все его лирические собрания.
В предлагаемой подборке представлены новые переводы ряда стихотворений, отраженных в сборнике “Робер Деснос. Стихи” (М., “Художественная литература”, 1970 — переводы М. Кудинова), а также ранее не переводившиеся произведения Десноса.
Маяк Аргонавтов
Есть у шлюх из Марселя океанские сёстры,
Их лобзаний зловонных ваш слух ещё полн,
Пока в низкой таверне с цыганским оркестром
Пляшут пери под всплески тяжёлые волн.
Мореходы! тоски заглушая порывы,
На галере, на судне, коптящем лазурь,
Те же льстивые флейты и скрипок мотивы
Отвлекают матросов от страхов и бурь.
Легендой замшелой, от древности смутной,
Где в трауре бронзы лишь прошлого трон,
Плывут аргонавты, и вычислить трудно,
Как долог их путь за восточным руном.
Из ваших могил проросли шампиньоны —
Их Нерон смаковал средь клавдийских пиров.
И не ваши ль глаза плутовской поварёнок
Извлекал с потрохами, рыбье брюхо вспоров?
Плыть! эоловой арфой ревёт ураган...
Всякий раз как, устав, обезумевший вал
Оседал под округленным брюхом челна,
Кастор в страхе касался губами чела
Полидевка, что вестникам бури внимал.
На вёслах сидел балаганщик Алкид,
Лет сорок влачивший отметки бойца —
Позоров, отплаченных с блеском обид
Уродцам тупым, желторотым птенцам.
.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. ..
Друг за другом в агонии ритмов огулом
Шли волны на смерть, затухая у киля.
Утомлённые лебеди в пасть голубым акулам,
Счастье — миг — перед самым их носом мелькнуло.
Утомлённые лебеди в пасть голубым акулам,
Попугаев зелёных крики в небе унылом.
— Умерла песнь Эола и ясных вод
В час, когда, о Колхида! лира тебя поёт.
Там когда-то по воле колдуньи старой
Дряхлого патриарха козлов заклали.
Мех его вшивый остался лежать на скалах,
Шкуру смягчал прибой и трепали скалы.
— Зельем твоим, Медея, дракон одурманен,
Мы за козлиной шкурой идём в тумане.
Маски старческой блёклый угаснет взгляд.
О! твой стерильный пол, чар губительных яд!
В лунную ночь отплыли они однажды,
Ныло нутро от качки, в ушах звенело.
Песни похабные, плоти баюкая жажду,
Словно морские волки, пели осатанело.
В пёстрых своих колпаках авгуры впустую
Царям толковали оракулов тёмные речи.
Пенилось море навстречу, судьбу испытуя,
Развратным тираном хмелело в веселье зловещем.
— Мы возвратимся под звуки священного гимна,
И женщины нам отдадутся в любовном экстазе
На трофейном руне, чья волна золотистая дивна,
И станут мужчины додумывать наши рассказы.
Ах! джонка китайца и греков трирема,
Те же волны бегут на восток и на север,
И ветер в черте горизонта уверен —
Ему всё равно, что за парус на рее.
И габара надёжнее их корабля —
Шёл горбыль на обшивку по воле оракула:
В щели море струилось и каплями плакало.
Вот поднялся Язон и застыл у руля.
Кифарой Орфей им прибавил отваги.
Хрипло каркали вороны вслед, но отстали
У пределов Египта их чёрные стаи,
Где под небом безоблачным спят саркофаги.
Ворожбой я дракона для вас одолею,
Козий мех раздобыть подсоблю, как умею,
С давних пор я цветок флердоранжа лелею,
Чтоб украсило перст мне кольцо Гименея.
Необъятное это руно за квадригой,
Словно фиговый листик, прикрыло б игриво
Циклопов нагих цвета вишни и сливы,
Но им невдомёк этот символ стыдливый.
О! скелетами волны стучат неумолчно,
Со скрипом берцовых костей окарины
Вступают в концерты сирен под сурдину, —
А мы жрём ананас золотистый и сочный.
Мы для вас чудеса наяву отыскали, —
Пусть Феба накрыло пучины кипенье! —
Снова вспенилась гладь — О! Венера Морская! —
Чтобы славить героев торжественным пеньем.
Они жадно жуют сухари вместе с плесенью
И поют сицилийскую модную песню —
Лунной ночью мотив заунывный плывёт,
Как вступала плешивая смерть в хоровод.
И, допев свои древние гимны, охотно
Вы забрали бы жён, не смущаясь нимало
На шкуре козлиной подмышек их потных, —
Вам уступят мужья их без тени скандала,
Дети пыль слижут с ваших древних сандалий.
Вы для нас, как пророки, почти допотопны —
И за нами по хляби шли некогда толпы, —
А смекнув между тем, что вы явно рогаты,
Вам на суд потемней из Писанья цитаты
Раввины всучить норовят расторопно.
Без руля и ветрил в свой рискованный путь
Плыть готовы опять, как всегда, аргонавты,
Стоит только руну золотому мелькнуть
За чертою восхода, слегка рыжеватой.
— Так плыви же, плыви же, плыви, чтоб толпе
Поводырь не достался, чудак-сумасброд,
Жизни жадно смакуя фаллический плод,
Дай в циничное время продлиться судьбе!
1919
Встреча
Проходите же!
Вечер посохом белым замахнулся на пешеходов.
Роги быка, вечера изобилия, вы ужасом усеиваете бульвары.
Проходите же!
Ослепительно завитый локон минут на часах.
Битва засмерть. Судья считает до 70.
Математик очнулся, молвив:
“Мне очень жарко!”
Вундеркинды одеваются так же, как я и вы.
Полночь легла земляничной жемчужиной в ожерелье Мадлен,
затем закрываются створки вокзальных ворот.
Мадлен, Мадлен! не смотри на меня так —
в каждом зрачке твоих глаз по осе.
Пепел жизни сушит мой стих.
На пустынной площади одинокий безумец оставляет свой след
на влажном песке.
Второй боксёр очнулся, молвив:
“Мне очень холодно!”
Полночь, время любви, ласково треплет
наши больные уши.
Весьма просвещенный доктор сшивает руки молящейся,
заверяя, что она засыпает.
Очень ловкая кухарка переворачивает рыбу в моей терелке,
уверяя, что я засмеюсь.
Я и впрямь начинаю хохотать.
Пронзённые солнцем волосы называют романсом на языке,
на котором я говорю с Мадлен.
Словарь разъясняет нам смыслы личных имён:
Луи — значит пощёщина,
Андре — значит риф,
Поль — значит и т. д...
но ваше имя измарано:
Проходите же!
(Семимильные сапоги —
это фраза: “Представляю себе”.)
